С видом на Париж, или Попытка детектива - Страница 69

— Тьфу на тебя, — Люся затушила сигарету. — Что ты плетешь?

— А зачем он смотрел? — Клара даже от спиц оторвалась.

— Зачем… Кабы знать. На ночь он прятал шурупчик под матрас, а вечером положит на порог и смотрит. Над ним смеялась вся улица. А потом он умер. Стали искать шурупчик, а шурупчика нет. Видно, кто-то взял его себе, чтоб класть на порог и смотреть. И еще Кортасар пишет, что шурупчик в некотором смысле — это мир.

— В смысле, что войны не будет?

— Нет, Люсь, войны само собой, но писал, что шурупчик — это вселенная, которая обернулась шурупчиком, приняла его форму.

— Ну, знаешь…

Люська вдруг прыснула, посмотрела на Клару, та улыбнулась, потом наморщила нос, произнесла дурашливо «шурупчик» и захохотала в голос.

— Может, мне Туберозову шурупчик подбросить? Боюсь, не поймет.

Они смеялись долго, до слез, потом опять начинали всхлипывать. Люська попутно рассказала анекдот, неприличный, но очень смешной, он тоже каким-то образом вмещал в себя идею шурупчика, а может, какую-то другую идею, но тоже симпатичную.

— Понять Кортасара нет никакой возможности, — сказала Клара, отсмеявшись, — но есть тайна.

— Идиотки, но есть тайна…

И они начинали хохотать, радуясь тому, что с сущностным покончено и теперь можно говорить о чем угодно и не решать проблем, которые им решить не под силу.

Земляничное лето

Наверное, у каждого человека есть в году любимый сезон, своя золотая пора, когда он выныривает из тины современности и, словно заново родившись, весь отдается присущей этой поре страсти. Я знаю человека, который на зиму выключает телефон, только работа и лыжи, знаю охотника, который ссорится с женой чуть ли не до развода. У иных это байдарочное половодье, у других февраль-март, когда они самозабвенно ломают руки-ноги на слаломе. Моя любимая пора июль — сбор земляники.

Если дружно таяли снега, июнь был теплым, а цветение обильным, то ягоды вызревают очень споро, и весь сезон укладывается в две недели. Земляника, конечно, не пропадает сразу, но потом она мелкая, штучная, а в эти уплотненные первые недели она, как говорят, обливная, все вокруг — просеки, опушки, поляны — сияет красным манящим блеском.

Корзинка, ломоть хлеба, и ты уходишь с утра в мир зелени, комаров, запахов, цветов и паутины. Ромашки в овраге, поверженный ствол сосны, прозванный ребятами драконом, папоротник в еловой тени, но как только ты углубляешься в лоно леса, уже ничего не видишь, кроме земляники.

Вначале нагибаешься за каждой ягодой, потом становишься на одно колено и орудуешь двумя руками, потом садишься, обирая близ растущие кустики, и, наконец, начинаешь ползать по поляне, пока не свалишься без сил. Волосы забиты колючками и семенами, лицо и шея искусаны комарами и прочей дрянью типа слепня и овода, руки красные от земляничного сока. Полное бессилие отключает тебя от сбора, и вдруг видишь заново и «неба свод хрустальный», и шумящие ветви берез, а прямо перед глазами вдруг проявится мясистый ствол чертополоха, по которому ползет божья коровка.

Кажется, Диккенс, а может, Джером К. Джером (за точность слов не ручаюсь, но мысль изложена точно) писал, что если ты в снег и дождь сидишь на козлах, правя дилижансом, это называется работа, тяжелая и ненавистная, за которую получаешь деньги. Но если ты в жару или холод делаешь то же самое бесплатно, то это называется спорт, и от этого ты получаешь удовольствие. В моем случае сравнение со спортом не совсем правомочно, в наше несытое время землянка зимой была большим подспорьем, но все-таки высокая правда в этом сравнении есть.

Итак, июль. Я живу в деревне с сыном Юркой, племянником Матвеем и племянницей Поленькой. Юрка и Матвей оба кончили четвертый класс, оба с одной тройкой в табеле, у обоих по русскому языку. На этом их сходство кончается. Все остальное — «лед и пламень». Просто удивительно, что они дружат.

Матвей узкоплечий, худенький, личико с острым носиком и белым хохолком. Он похож на юного ежика, но поведение его и повадки очень мужские. Когда он садится, подсунув под себя руки, закинув ногу на ногу, легко представить, что он точно так же будет сидеть и через десять, и через двадцать лет, так же смотреть на собеседника и рассказывать что-то тихим назидательным голосом. Матвей книжник, он помешан на астрономии. В качестве собеседников он предпочитает взрослых, те всегда умиляются и слушают с удовольствием. Сверстникам рассказывать не столь приятно. Мало того что они не верят в его знания, но могут и по затылку съездить, чтоб не высовывался со своей астрономией из общей массы.

Юрка, да не буду я пристрастна к собственному сыну, неизвестно в кого волоокий красавец, бронзовый рыцарь загара, романтик, задира и врун. С самого дня его рождения я потеряла покой: он падал, обжигался, в три года заблудился в нашем городке, в четыре пытался поджечь дом, играя в пиратов, зарыл в песок все мои кольца и серьги, их так и не нашли. Сейчас ему одиннадцать, и я боюсь двора, классных руководителей и всё возрастающих коммерческих Юркиных способностей. Он меняет марки на фантики, фантики на пластмассовых индейцев, индейцев на резиновых ковбоев, ковбоев в свою очередь на какую-то дрянь — проволоку и разноцветные стекла, эту же дрянь, к моему глубокому удивлению, он выменивает на маленькие ходкие машинки. Нам бы его до армии дотянуть, до строгой мужской команды. Противоречивая натура.

Поленька — стройное, застенчивое, хитренькое восьмилетнее существо. Она отличница и гимнастка. По утрам она относит под бузину свой коврик и бесшумно крутит колесо, делает мостик или танцует со скакалкой.