С видом на Париж, или Попытка детектива - Страница 28

— Просто я не люблю их революцию, равно как и нашу.

— Это сейчас время такое — не любить революцию.

Галка выглядела невыносимо самодостаточной, рассудочной, и я не могла не согласиться — она права. Люди живут, веками терпят несправедливость, потом лопнет нарыв, и все залито кровью. Проходит время, и трезвые головы спрашивают себя: что искали? Что нашли?

Интересно, что мы скажем про нашу революцию через сто лет. От какого времени считать — от нашего или от ихнего? Я думаю — от ихнего. Столетие смерти великих, как людей, так и событий, мы празднуем по телевизору очень пышно, а здесь русская революция семнадцатого года! И что будут говорить?

А правда, чем мы хуже французов? Ужасов, жестокостей и злобы от революционной справедливости, можно считать, у нас поровну. Просто у нас дольше это длилось. А плюсов? Что сейчас считают плюсом? Они уничтожили класс дворянства — и мы уничтожили. Англичане живут не только с лордами, но и с королевой. И, между прочим, не тужат. Дальше… У нас был лозунг — землю крестьянам, мир народам. У французов свой — про свободу, равенство и братство. И что? Земля крестьянам досталась? Нет. А равенство есть? Дудки… Туда же идет братство… А как быть со свободой? Сейчас понятие свободы так замусолили, что уже трудно определить его смысл и ценность. Правда, иные говорят, что у русских столь силен византийский рабский дух, что мы и впрямь не можем понять его высокого смысла. Ну, как слепые не видят, глухие не слышат.

Но я дома ведь искренне верила, что напечатанное слово правды разрушит ложь. Пока не получается. Поборники свободы считают, что они-то и несут истинную правду и справедливость. А я так думаю. Попроси у Бога, чтоб Он с тобой поступал всегда по справедливости. Опомниться не успеешь, как очутишься в сточной канаве.

Ну вот, я опять замедлила действие. Да спрятала я диктофон, успокойтесь… Куда теперь?..

Мы не спеша дошли до Вандомской площади. Я не сердилась на Галку. В конце концов, у нас разные задачи. Она приехала сюда отдыхать, а я за сбором материала. «Ври больше! — тут же одернула я себя мысленно, это значит, внутренний голос не дремал. — Ты приехала в Париж, потому что всю жизнь мечтала его увидеть. А что тебя на страшилки тянет, так, видно, такой уж характер! И заткнись, описывай лучше Вандомскую площадь».

Описываю… Она удивительно красива и соразмерна. Когда-то здесь находился дворец герцога Вандомского, отсюда и название. Потом при Людовике XIV, Короле-Солнце, здесь все перестроили, а в центре площади поставили памятник королю.

Революция сбросила памятник с пьедестала. Но свято место пусто не бывает, и Наполеон велел воздвигнуть в центре площади колонну в честь победы при Аустерлице. Наверху, разумеется, стоял сам бронзовый император в римском облачении. Наполеон пал, статую убрали. Место императора заняла позолоченная лилия — знак королевской власти. Прошло время, и на месте лилии опять возник Наполеон в несколько уменьшенном виде «маленького капрала». Потом капрала опять снесли… По Вандомской колонне можно отследить историю Франции за последние двести лет. Страстные люди французы!

Все это рассказала нам Алиса, пока мы устраивали очередной перекур. Я достала диктофон. Информацию надо увековечить. Как ни тихо я бормотала, Галка все равно меня услышала.

— Ну что ты плетешь? При чем здесь Сталин?

— Наполеона шесть раз сбрасывали с этого пьедестала, тебе же только что говорили. И вон он опять стоит. Не исключено, что и у нас когда-нибудь опять воздвигнут памятник «отцу всех народов и гению человечества». Не дай мне бог до этого дожить! Но ведь мы только один раз Сталина свергли, а до шестого нам еще жить и жить…

— Наполеон дал Франции славу, — перебила меня Алиса.

— Тогда можно считать, что и Сталин дал России славу. Было два главных государства в мире, два, — я показала на пальцах, — США и СССР! И они жили десятилетия, наставив друг на друга рога.

— …а Сталин дал России позор, — в голосе Алисы был металл. — Он воевал с собственным народом. Миллионы загубленных жизней…

— Только не надо оценивать тиранов по поголовью жертв. Я ненавижу Сталина, и ты это знаешь. Но Наполеон загубил не меньшее количество людей. Я не понимаю, почему Франция им так гордится. Захватил власть, назначил себя императором, всю Европу поделил между братьями…

— Тебе-то что до этого? — крикнула Галка, но мы с Алисой ее словно не замечали, как тетерева на току. Мы спорили и искали истину — любимое русское занятие.

— Я вообще великих полководцев не люблю, — продолжала я, — ни Александра Македонского, ни Фридриха Великого, ни Наполеона.

— А Кутузова? — встряла опять Галка.

— Кутузов не был великим полководцем. Он защищал отчество. И вообще, отношение к великим полководцам зависит от зрелости нации. Вон немцы… поговори с ними. Любят ли они своего Фридриха Великого? Да они его стыдятся!

— Ты мне будешь рассказывать про немцев! — взорвалась Алиса. — Я с ними пять лет бок о бок живу. Интеллигенция действительно без пиетета относится к Фридриху II, но…

— Все, хватит! — завопила Галка. — Что вы как на кухне в коммуналке? Это же Вандомская площадь! Здесь надо не склочничать, а любоваться!

И признаем, что Галка права. Но я не могла успокоиться. По дороге в Сен-Дени я уже разговаривала сама с собой, даже про диктофон забыла. Почему французы имеют право гордиться своей революцией, а мы нет? Чем мы, собственно, отличаемся? Минусов и жестокости у нас, считайте, поровну. А плюсов? Французы кичатся тем, что они уничтожили класс дворянства. Так мы тоже его уничтожили. В Англии, кстати, не уничтожали и живут себе припеваючи. Дальше… Главный их лозунг — свобода, равенство и братство — полная туфта. Где это равенство, где братство? Теперь о свободе…