С видом на Париж, или Попытка детектива - Страница 32


К оглавлению

32

Но это я так, к слову. Почему-то начала описание дня с вечера, а ведь еще имелось в запаснике утро, которое было запланировано провести в Лувре. После Лувра мы намеревались потолкаться под Эйфелевой башней.

В Москве мне говорили: Париж небольшой город, там все рядом. Не знаю, большой он или маленький, весь его мне никогда не обойти, но центр его огромен. И действительно — все рядом. Стоишь на мосту Искусств — до всего рукой подать: вот Консьержери, вон Лувр, левее Эйфелева башня. А как пойдешь пешком — топаешь, топаешь, пятку стер, поясница заболела, а Триумфальная арка на Елисейских полях как была рядом, так там и осталась. Тренируй мышцы, иди дальше, паломник.

Подошли к Лувру, повосхищались, поохали и выяснили, что до обеда билет в Лувр стоит сорок семь франков, а после обеда — двадцать семь. Выбросить под хвост великому городу шестьдесят тысяч рублей нам было не по нервам. Подождет нас Мона Лиза. А пока мы пошли знакомиться с творением Эйфеля.

Сознаюсь по дороге, что это творение я не люблю. Мне очень обидно, что башня стала символом Парижа вместо серебряного парусника — герба старой Лютеции. Что парижане нашли в этой башне, если украсили ею бесконечное количество маек, зажигалок, брелков и флагов? Все в Париже большое, а эта башня — маленькая, так, маячок…

Однако вблизи это инженерное чудо производит совсем другое впечатление. Башня, конечно, кружевная, стройная и огромная, как ей и положено, но не это трогает. Она — памятник ушедшей в небытие великой инженерной культуры, которая в нашем сознании связана с подводными лодками Жюля Верна, ажурными вокзалами, мостами и наукой под названием «сопротивление материалов». Башня Эйфеля — гимн металлу и памятник девятнадцатому веку. Потом инженерия пошла другим путем, появились новые материалы, пластмасса, полупроводники и прочее. XX век еще не родил своего Эйфеля, который сочинил бы и поставил на постамент нечто, при взгляде на которое каждый понял бы, что это памятник компьютерам, целлофановым пакетам, луноходам и водородной бомбе.

Ехать на лифте вверх мы откомандировали Галку. Алиса на башне уже побывала, и не один раз, меня туда не тянуло. Галка обещала внимательно рассмотреть Париж с птичьего полета и отчитаться в диктофон.

Мы стояли, задрав голову вверх, пытаясь понять, где там первая смотровая площадка, где вторая. Небо над Парижем было таким обихоженным, пухлые облака так белы и полновесны, силуэт самолета так уместен в синеве, что казалось, там, вверху, — лето, и только у нас безвременье с резким холодным ветром.

Одеты мы были легко. Когда русским холодно, они покупают мороженое. Последнее французы готовить не умеют. Мороженое в их понятии — это лед, подкрашенный ядовито-желтым и лиловым, не еда, а большая химия. Ладно. Блистательная нация может позволить себе мелкие недостатки.

— У них там наверху экскурсия ограничена временем? — спросила я Алису.

— По-моему, нет. За свои сорок семь франков она может торчать там хоть весь день.

— Не усидит. Ты не смотри, что солнце греет. По-моему, сейчас начнется пурга. Скоро она слезет.

Мои слова не шли вразрез с реальностью. В следующий момент появилась Галка, у нее был сизый от холода нос и счастливая улыбка.

— Нос три, — сказала я, — ты его отморозила. Теперь отдышись и делись впечатлениями.

Вот извлечения из Галкиного рассказа: «Девочки, это чудо! Виден весь Париж! Это замечательно, удивительно, блистательно, шикарно…» — ну и так далее. И только в конце смысловая фраза: «… и очень холодно».

— Я страшно жалела, что тебя не было рядом. Приехать в Париж и не подняться на Эйфелеву башню! По-моему, это безумие, — сказала Галка.

Я промолчала. Парижа так много, а моя емкость для восторгов и впечатлений ограничена. Сегодня я берегу порожнее место в этой емкости для Лувра.

Когда мы опять пришли к Лувру, то застали там огромную очередь. Не одни мы такие умные, любители экономить. Здесь были представители всех континентов, они галдели, жевали, пели и неторопливо двигались к заветной стеклянной пирамиде, предбаннику музея.

Лувр начинался с крепости, построенной в 1200 году. Двести лет спустя Карл V оборудовал там жилое помещение, а в одной из башен поместил свою библиотеку. Потом часть башен снесли, а Лувр поочередно достраивался всеми королями Франции. Лувр строили и в XIX веке, достраивают его и теперь.

Но пусть русский турист не надеется, что, попав в лабиринты Лувра, он сможет ощутить атмосферу, столь знакомую нам по «Королеве Марго» и «Трем мушкетерам». Нам кажется, что если наш Зимний, обиталище царей, достался народу нетронутым, то и Лувр должен быть полон старинной мебели, гобеленов, интриг и тайн. Ничуть не бывало. По сравнению с Зимним Лувр глубокий старик, короли оставили его в 1719 году, потом там был монетный двор, королевская типография, где-то под его сводами жили художники и архитекторы, в нижних этажах поселились лавки и мастерские. Приведения были изгнаны из старого дворца, а в 1750 году Лувр за ветхостью вообще хотели снести.

Но одумались. Музей здесь существует с 1793 года. Сейчас Лувр, с верхним светом, лифтами, опять юн, у него современная начинка, а на входе, в качестве пропускника для тысяч посетителей, построена стеклянная пирамида.

Уже спустившись по эскалатору в зал Наполеона (конечно, Наполеона, кого же еще?), туда, где расположены кассы, мы с удивлением обнаружили, что сегодня вход в Лувр бесплатный. Оказывается, кассиры бастуют, и администрация музея придумала вообще не брать с посетителей деньги. Для бедного русского туриста это был щедрый подарок.

32