С видом на Париж, или Попытка детектива - Страница 49

«Она похожа не столько на козу, сколько на давешнего единорога, — размышлял Виктор Иванович. — Постарела, горемычная, потолстела, а взгляд остался тот же: дурашливо-изумленный, козий… нет, право, смешная…»

На Старом мосту, около статуи Генриха IV, Виктор Иванович вдруг остановился и крепко обнял Марью Петровну. Она негромко вскрикнула и тут же уткнула голову ему в грудь. Пришлось подбородком поднять ее лицо, немалого труда стоило добраться до губ.

И тут подоспело чудо. По домам вдоль набережной пробежал ослепительный свет, деревья и кусты изумрудно зазеленели.

— Господи, что это?

Он засмеялся.

— Катер на подходе. Слышите, ветер доносит музыку? Если мы поторопимся, то успеем.

Они подошли к пристани как раз в тот момент, когда катер с яркими, как у маяка, зелеными огнями по борту выбросил сходни. На набережной было почти пусто, только на катере и за деревьями на улице Сен-Мишель кипела злачная ночная жизнь. Марья Петровна первая ступила на сходни.

Сколько они плыли по Сене? Полчаса, не больше, но этого времени хватило, чтобы Марья окончательно опоздала на свой поезд в RER (так французы зовут электрички). Она не удивилась.

— Ну вот, теперь придется гулять всю ночь по Парижу. Надо позвонить. Где здесь может быть телефон-автомат? Я даже могу, пожалуй, попросить Алису приехать за мной. Только я не знаю, где мы находимся. Как называется этот район?

— Тмутаракань, — сказал серьезно Виктор Иванович. — У меня другое предложение. Где-то здесь рядом живут мои французские друзья. До них мы доедем на такси. А там я беру машину и везу вас в Пализо. Выпьем чаю, а, Маш?

Он впервые опустил отчество, и Марья Петровна оценила этот мягкий, без нажима призыв к доверию. Если бы у нее в руках был диктофон, она бы уж, конечно, поделилась с ним своими переживаниями. «Я была как в тумане, — шепнула бы она своему маленькому верному другу. — Нет, туман — плохое сравнение. Он будит неприятные ассоциации — кто-то заблудился, потерял дорогу, попал в аварию, а я была как сыр в масле, как роза в бокале, как мартовская кошка на крыше… Еще слово “нега”, такое непривычное, такое не из моего словаря, подходило к моему состоянию. И горячий чай в незнакомом доме был обязательной составляющей необыкновенных событий».

Это же непривычное состояние, а именно нега, помешало Марье Петровне сообразить, что такси блуждало по улицам Парижа довольно долго. Во всяком случае, за это время можно было вполне добраться до Пализо. Но даже включи она свой природный счетчик, подсознание уже подготовило подсказку. Виктор Иванович просто катает ее по ночному Парижу, все равно все сроки упущены.

Потом они долго шли пешком по тихим тенистым улицам пригорода. Луна осторожно подсматривала за ними, выглядывая из-под листьев платанов. И опять они целовались.

— Зря я все-таки не позвонила своим. Нервничают, наверное. Мы не заблудились?

— Нет, это рядом.

Дом в саду со старыми яблонями выглядел очень приветливо. Обочь гравийной дорожки стояла машина. Камешек попал в туфлю и угрожающе царапал пятку, норовя разорвать колготы. Она нагнулась, чтобы его вытащить, оперлась на машину. В памяти всплыла дурацкая фраза: «Героиня пусть не любит цифры 5 и 1». Она медленно разогнулась. От единорожьей доверчивости не осталось и следа, лицо как-то обрюзгло вдруг, постарело.

— Маш, ты что? Тебе плохо?

— Нет. У меня все о’кей. Просто я все поняла. Куда идти, Виктор Иванович?

Он неожиданно смутился, суетливо обошел вокруг, словно примериваясь, с какой стороны взять ее под руку.

— Сюда, пожалуйста.

Она, не задерживаясь, прошла через темную прихожую, в комнате огляделась по-хозяйски, потом подошла к столу и села на шаткий стул. В комнату вошел узкоплечий лысый мужчина в черном жилете, Марья Петровна посмотрела на него мельком и стала смеяться.

— Это у нее нервы? — спросил Шик. — А может, она нам голову дурит?

Виктор Иванович стоял у стены с руками в карманах и молча смотрел в темное окно.

— Если будешь орать, — строго предупредил Шик, — мы тебе засунем в рот кляп. Переведи это старой курице, — кивнул он Кривцову.

Тот отлепился от стены и, стараясь не встречаться глазами с Марьей Петровной, сказал дрожащим голосом:

— Маш, вот какое дело… Ты веди себя тихо. И перестань смеяться. Это ни к чему не приведет. Этот человек, его зовут Шик, у него кличка такая… Словом, я целиком в его власти и ничем не смогу тебе помочь, если ты… Ради бога, без криков. Если ты не будешь выкидывать коленца, все кончится хорошо. А в противном случае он заклеит тебе рот клейкой лентой, может и к стулу привязать.

Марья Петровна вздохнула глубоко, отгоняя от себя остатки нервного смеха, и сказала спокойно, только руки дрожали:

— Не надо меня привязывать. Я буду молчать. Что вы от меня хотите?

Что и говорить, держалась она молодцом.

— Что ты ей так долго объяснял? — с подозрением наскочил на Кривцова Шик. — Разговор должен быть коротким и ясным. А ты делай, что тебе велят! — прикрикнул он на Марью Петровну.

Шик хамил сознательно. Он считал, что для пользы дела надо запугать жертву до потери пульса. Тогда она будет сдержанна, а попросту говоря, покорна, как сонная рыба. Но трудно хамить без языка, когда в распоряжении только интонация и жесты.

— Хватит орать, — прикрикнул на Шика Кривцов. — Дай лучше коньяка. Да не этого, а того.

— Буду я на нее «Наполеон» изводить.

— А я говорю, давай «Наполеон». Да вскипяти воды. Надо приготовить кофе или чай.

Виктор Иванович все время сбивался с французского языка на русский, что еще больше злило Шика. Он с негодованием зашипел, даже кулаки сжал, но потом вдруг разом остыл — что по пустякам злиться?