— Ты мне будешь угрожать, — проревел Пьер на низких нотах. — Ты… Мне!..
Задним числом объяснить ситуацию можно, речь шла об очень больших деньгах, по-настоящему больших, и хвати у Пьера ума предложить Ситцевому отступного, все бы кончилось миром. Додо перестал бы делать намеки на другой товар. Что он там имел в виду? Может, наркотики, может, трупы? Все бы опять стали друзьями, и каждый был бы при деньгах. И этот Кривцов, недоумок, тоже. Для него и десять тысяч долларов — деньги, а здесь счет шел на сотни тысяч. Но все разыгралось по другому сценарию.
Ситцевый в разгар своих паскудных намеков полез в карман. Шут его знает, что он искал в брючине, может, носовой платок или зажигалку, или, скажем, причинное место почесать хотел, но Пьер решил, что при таком разговоре в карманах искать можно только оружие, а потому сам с быстротой фокусника вытащил пушку. При виде наставленного на него пистолета Додо, ни минуты не сомневаясь, с быстротой бешеного носорога бросился на Пьера, успел-таки заломить ему руку и что есть силы толкнул в грудь. Тощий, жилистый, а сила в руках как у гориллы. Дальше грянул выстрел, все в дыму пороховом… и два трупа.
Так выглядело действо с точки зрения Шика. Бледный от ужаса Кривцов, еле шевеля губами, вносил свои коррективы, мол, Ситцевый хотел завести руку Пьера за спину, но не успел, а Пьер, который не хотел убивать Ситцевого, непроизвольно выстрелил и попал точно в сердечную мышцу. Но это каждый случай можно рассказывать с нескольких точек зрения, результат-то один. Так же и ученые историю мира сочиняют, каждую битву подробно описывают, а кому верить — бог весть.
Шик отжал тряпку в раковину.
— Кровищи, как на бойне…
— Слушай, а ведь он жив, — свистящим шепотом сказал Кривцов.
— Кто?
— Ну этот… наш, Пьер.
— Да ну? — Шик немедленно опустился на колени и приложил ухо к груди Пьера.
— Бьется?
— Не слышно. Но должно биться. Теплый он, только без сознания.
— Расстегни рубашку.
На могучей, умеренно волосатой груди Пьера тонкой змейкой блеснула серебряная цепочка, на которой висел узкий ключ. Шик задумчиво провел пальцем по ключу, потом спохватился:
— Это мы снимем.
— Зачем? Может, это талисман?
— Знаем мы эти талисманы. Он ему на шею давит, — Шик снял цепочку, сунул ее в карман и опять приложил ухо к груди Крота. — Ничего не слышу.
— Надо его на кровать перенести, — предложил Кривцов, — одеялами закрыть. Для теплоты.
Они взгромоздили тяжелое тело Пьера на кушетку, подушка сразу окрасилась кровью.
— Лед надо. Рана-то маленькая.
— Где я тебе лед летом найду, — проворчал Шик. — Ну дураки, ну идиоты! Провернули дельце.
— Врача надо.
— Угу. И полицию.
Кривцов потянулся к фляге с коньяком, сделал большой глоток.
— Командуй теперь ты. Я в Париже человек чужой.
— А где ты свой-то? От страха в штаны наложил.
— Я ведь тоже могу по уху дать, — промямлил Кривцов вроде бы нерешительно, но Шик понял — может, он такие вещи интуитивно понимал.
— Ты лучше скажи, что нам с Ситцевым делать? — он пододвинул ногой отброшенную в сторону руку Додо.
— Может, в Сену? Колосники от камина к ногам, и всех дел.
— Предложения у тебя какие-то оперные, — Шик передернул плечами. — Плесни коньяку.
Выпили…
— А почему его Ситцевым зовут?
— А потому что он во всем раскаивается! — вдруг на истерике крикнул Шик. — Лежит здесь дохлый и раскаивается. Гад!
Кривцов не стал уточнять загадочный смысл этой фразы. Он уже успел заметить, что Шик заводится с полоборота. То человек как человек, а то начнет себя взвинчивать и через минуту трясется, как эпилептик, места рукам не находит, вертится вокруг оси, как волчок.
— Ты думаешь, я переживаю, что Ситцевый в ящик сыграл? Да я, может быть, этой минуты еле дождался. Но главный поганец в этой игре не он, а Мэтр. Вот это, я скажу тебе, висельник. И все ему сходит с рук! Я был у него один раз на вилле в Пализо. Меня не пустили дальше порога. Нет, пустили, конечно, в тухлую комнатенку. Хорошо хоть не на кухне принимал. Это для деловых разговоров! Для него Шик — мразь, пустое место, — он яростно сплюнул. — Сколько я от него унижений стерпел! А ведь я его давно знаю. С тех пор, когда его звали Билл Пархатый. Да он и не француз вовсе, а англичанин. Сейчас он корчит из себя… месье Ренур, видите ли. Да имя можно любое взять, хоть Плантагенет, хоть Капетинг, — Шик вдруг развеселился и начал с такой силой тереть ладони, словно хотел добыть огонь трением. — А вот сейчас мы и посчитаемся. У меня есть труп, и я его использую с толком. Я знаю, куда деть старину Додо.
— И куда же мы денем старину? — Кривцов явно опешил от страстного монолога.
— А мы его отвезем к старине Мэтру в Пализо. Хороший подарок, а?
Шик играл сцену широко, радостно, как бы подчеркивая, что все это клоунада, но за нитки марионеток будет дергать он, Клод Круа, по прозвищу Шик.
— Ты хочешь подкинуть мертвеца в чужой дом?
— А почему бы нет? Мэтр сейчас в отъезде. Но когда он вернется в Париж, то вряд ли сразу поедет в Пализо. У него этих вилл как шампиньонов в поле. А Додо будет лежать там и тихо ждать своего часа. И час настанет. Представляю рожу Мэтра, когда он обнаружит в своем доме труп. И не кого-нибудь…
— А старины Ситцевого, — подытожил Кривцов.
— Именно! И это значит, что Мэтр, он же Билл Пархатый, сразу поймет, что это угроза и предупреждение — с нами шутки плохи!
— А если нас застукает полиция?
— Опять медвежья болезнь? — хмыкнул Шик, и была в этих словах такая издевка, что Кривцов слово дал — ни в чем не показывать этому дураку своей слабости. Волков бояться — в лес не ходить. А он пошел. Теперь уже ищи способ выбраться из леса живым.