Пятую из сидевших за столом звали Марина. Она была умна, прокурена, по-цыгански красива и по-русски толста. Говорили, что она счастлива в браке, но мало кто видел воочию ее мужа — то он занят, то болен, то уехал на месяц в Новую Зеландию.
— Хватит глупости молотить, — хрипло сказала Марина. — Гороскопы вещь полезная. И поверьте, Тихо Браге был не глупее вас. А сейчас пошли в лес. Николай, бери ключ от калитки.
— Я не пойду. Там клещи, — воспротивилась Кира.
— Гуляй в саду. А нам там будет тесно.
Марина умела настоять на своем. В лесу пахло совсем не так, как в поселке. Воздух здесь был влажным, густым, настоянным на диком разнотравье. От земли поднимался туман. Луна заблудилась где-то в верхушках берез, а потом и вовсе спряталась в ближайшую тучку. Марина подхватила Николая под руку, и они дружно свернули на боковую тропку. Издалека слышался их смех. Аня и Алексеев остались вдвоем.
— Я с гравия не сверну, — сказала она строго. — Трава мокрая от росы, а у меня французские босоножки.
Алексеев с готовностью закивал и даже выставил вбок острый локоть, явно предлагая опереться на его руку. Анечка пренебрегла этим вежливым жестом. Глупый рассказ про пришельца каким-то боком затронул Вадика, поставив под сомненье все таланты ее сына, и это было особенно обидно.
Ох уж этот Алексеев! Только глянешь на него, тут же само собой всплывет на поверхность слово «недоразумение». Большой, как шкаф, но при этом на богатыря никак не похож, потому что сутулый, и голова всегда набок. Так и кажется, что его бедной шее не под силу удерживать эту лохматую башку в вертикальном положении. Одет старомодно, весь какой-то перелицованный. Носки врозь, каблуки вбок, а туда же — юморист! Почему-то Николай его очень отличает. Правда, у этого увальня голос приятного тембра. Хоть что-то природа ему дала.
Дошли до первого фонаря. В кругу света вертелась остервенелая мошкара. Комары откуда-то налетели.
— Я бы хотела вернуться, — капризно бросила Аня.
— Нет, нет. У меня к вам разговор.
— Не хочу я с вами разговаривать!
— Почему же? — не понял Алексеев.
— Потому что вы меня всегда дразните и выставляете полной дурой.
— Вот уж нет! Просто я хочу обратить на себя ваше внимание.
— Ну хорошо. Обратили. Дальше что?
— Вообще-то я свататься приехал, — красивый голос Алексеева зазвучал нарочито вежливо и постно.
— Ну и сватайтесь. Я-то здесь при чем?
— Анна Степановна, так я к вам свататься приехал.
— Что? — Анечка повернулась к Алексееву всем корпусом, пытаясь разглядеть в темноте его лицо. Замечательно, что ее не столько удивила, сколько рассмешила эта глупейшая ситуация, и она подумала весело: «Ребята, это же клиника! Могли бы предупредить!»
Алексеев меж тем поправил ворот рубашки и даже распрямил свои унылые покатые плечи, явно пытаясь представить себя в лучшем виде.
— Но вы же меня совсем не знаете, — Анечка изо всех сил старалась быть серьезной и вежливой. — Мы и виделись-то всего два раза.
— Четыре.
— И что? Вы в меня влюблены?
Плечи Алексеева опять обвисли. Белая его рубашка вызвала в памяти длинную бельевую веревку с развешенным на ней нижним бельем. Наконец он выдавил из себя:
— Я же вас не постель зову, а в загс.
— В некотором смысле это одно и тоже.
— Вот именно. Только в некотором. Я так рассудил, — Алексеев назидательно поднял палец, — ребенку нужен отец.
— У Вадика есть отец, — отрезала Анечка.
— Нет у него никакого отца. Я узнавал. Слабое взаимодействие. Десять в минус семнадцатой.
— Что вы бормочете? — топнула ногой Анечка. — Я не хочу слушать ваш вздор!
— Я просто хочу быть убедительным.
Да, здесь Алексеев, как ни крути, действительно был убедителен. Отца у Вадика не было. Аня была практичным человеком и уже в двадцать лет поняла, что рассчитывать может только на себя. В бирюлевских хрущовках принца на «мерседесе» не встретишь. Кончила ненужный пединститут, а потом десять лет училась по-настоящему: осваивала менеджмент, финансовое право, учила язык и заводила связи.
Суженый-ряженый так и не встретился, да и не до него было. Любовные связи, конечно, были, она живой человек. А потом Анечка сказала себе: пора! И появился Вадик. Номинальный отец даже не подозревал о его существовании. Да и не годился Григорий Петрович в мужья. Во-первых, он уже был женат, а во вторых… ой, такой котяра, не приведи господи. Патологический бабник! Сейчас стяжает славу на телевиденье.
В няньки Анечка взяла собственную мать. Чтобы не было попреков, тут же посадила ее на зарплату. Так и платит по сей день триста баксов в месяц. И все довольны.
— И в чем же вы хотите меня убедить, смешной человек? — с одной стороны, простодушие Алексеева обескураживало, но с другой… Анечке хотелось стукнуть по его лохматой глупой голове, как по телевизору, который вдруг начал барахлить… Стукнешь, и экран словно очухается, исчезнут полосы, появится правильная картинка.
— Понимаете, мне нужна семья. Ну там… жена, ребенок. Словом, нормальный патриархальный быт. Я просто с ума схожу! Видно, возраст подошел.
— Но я-то здесь при чем? Зачем вам чужой ребенок? Возьмите себе в жены юную, хорошенькую…
— Не-ет, такую я не потяну. У меня зарплата три тысячи рэ. Вы — другое дело. Вам мои деньги не нужны. Я бы тоже мог зарабатывать, но не могу бросить науку.
— Кто же говорит такие вещи женщине? Да еще когда сватается…
— Я думал на эту тему, но ничего не придумал, кроме как быть предельно честным. Но поверьте, то, что я сейчас делаю, очень нужно человечеству. У меня уж и докторская диссертация готова. Просто товар, который я произвожу, пока не востребован. На фундаментальную науку никогда нет покупателя.